Обычно в воспоминаниях стараются делать реверансы в сторону начальников и выделять какие-то вехи, повышающие уровень гордости за службу. Но жизнь сложнее. Более того, в нашей службе было больше поражений, чем побед. Удачи были крайне редки. Да и трудно гордиться службой, где настоящих профи по созданию методов были единицы. При этом количество людей за годы моей службы выросло в разы, а количество профи лишь на проценты. Так что у меня нет гордости за всю службу. А это означает лишь, что я могу гордиться тем, что был в профессиональной связке с наиболее талантливыми. К сожалению, не каждый талант смог себя проявить. И в этом вина службы, а не личности.

С Львовом я в первый раз познакомился в 1969 году. Ехал лечиться в Моршино. Меня перехватил Толя Витчинкин. Я переночевал у него. Львов меня тогда особо не поразил. Я не мог его сравнить с другими городами, так как почти нигде больше не бывал. Фактически Львов был первым областным центром, который я посетил. Потом, с годами, я смог оценить всю красоту этого города. И понял, почему львовяне так им гордятся.

Мне в тот момент запомнился не город, а тот пессимизм, который был в настроении Толи Витчинкина. И тут дело было не в той выпивке, которая иногда способствует тому или иному настроению. Да и выпили мы в тот вечер мало. Просто Толя не понимал, для чего он так много и старательно учился.

В беседе он указал на шкаф, забитый математической литературой, и сказал, что пора все это подарить библиотеке. Он не знал, как можно применить те знания, которые он имел, изучив многие из этих томов. С Толей Витчинкиным я учился в одной группе. Он был наиболее способным и старательным на нашем курсе. Много занимался, и все средства тратил на книги. Хочу напомнить, что в нашем ВУЗе стипендия тех лет была близка к зарплате инженера. А в то время она была выше зарплаты рабочего. Толя слыл на курсе чудаком: он покупал книги по математике, а в общежитии ходил в самых дешевых спортивных штанах. Это был фанат от науки. Таких на курсе больше не было. Ему за его успехи предложили работать в Подмосковье, а он выбрал Львов. И это также относили к его странностям.

Приехав во Львов, он столкнулся с тем, чего не ожидал, к чему не готовился. Командир поручил ему самую рутинную работу, с которой мог справиться любой старательный ребенок. Знания были не востребованы. Надо было перебирать бланки, учитывать их и аккуратно складировать. Именно складировать, так как в дальнейшем они были не нужны. Подполковник, старший группы, пояснил, что это основное. Конечно, подполковник не имел представлений о полях, кольцах, группах, нормальном распределении случайных величин, законах матстатистики и много другого, чему учили Витчинкина. Но зато он четко понимал, что этого молодого и своенравного человека надо поставить на место. И это он делал с удовольствием.

Толя Витчинкин решил посещать Университет. Выбрал семинар. Специально по субботам. Об этом узнали. Командир части стал заставлять его работать по субботам.

Вот в этот момент я и посетил Львов. Легко понять, какое впечатление я увез о нашей службе в этом периферийном центре.

Вместо того чтобы помочь одному из лучших студентов стать высококлассным профессионалом, его снижали до уровня идиотизма. Употребил слово "идиотизм", так как вспомнил другой эпизод, который произошел уже в Москве.

К нам в подразделение пришел назначенный генералом проверяющий. Полковник должен был дать оценку о выполнении нами планов и доложить выводы высокому начальству. В одном из пунктов плана было записано провести анализ гаммы псевдослучайной последовательности. Проверяющий потребовал с нас, чтобы мы показали, где гамма выписана. Старшие офицеры тех лет не имели математических знаний, поэтому выписывали гамму и пытались найти закономерности опытным путем. Мы достали тетрадь, стали показывать формулы и объяснять, что анализируем с помощью математического аппарата. Полковник хлопнул рукой по арифмометру (тот был в те годы размером с ПК) и сказал: "Я все понимаю. Вот математический аппарат. А где же выписанная гамма, которую Вы должны анализировать?". У этого полковника было прозвище - "Достоевский". Обычно спрашивали "А почему Достоевский?" И получали ответ "Он же Идиот". А арифмометр с тех пор мы стали уважительно величать математическим аппаратом.

"Достоевских" было достаточно, чтобы отравлять нашу жизнь. Они не редко определяли отношение к нам, контролировали нашу работу и определяли, кто из нас достоин наград и чинов.

Происходила смена поколений. На место простых землекопов с лопатами пришли экскаваторщики. Процесс необходимый и естественный. Но неестественно было то, что старое поколение не просто тормозило становление профессионализма на современной основе, а всячески старалось подчеркнуть свое превосходство, продемонстрировать свою значимость и унизить наиболее способную часть молодежи.

Процесс смены поколений проходил в конце 60-х годов болезненно. И об этом нельзя забывать. Я не хочу умалять достижения предыдущих поколений. Но считаю, что в определенный период развития службы они стали препятствием на пути прогресса и необходимой реорганизации. Если мое поколение не оказало бы значительного сопротивления, то и не было бы службы.

Точнее, лишь отдельные личности были способны продвигать службу вперед.

Но они-то, как неудобные люди, не вышли потом в крупные начальники.

В отличие от Толи Витчинкина, мне повезло. Я попал под руководство двух замечательных людей. Моими начальниками были выпускники мехмата МГУ, профессионалы величайшей категории - Смирнов Владимир и Казьмин Валентин. Они не относились к поколению "Достоевских". Их как раз и пригласили на службу, чтобы придать ей импульс развития. Благодаря им я стал профессионалом. Благодаря им я смог сразу наблюдать за обоими типами работников службы. Это в Москве…

А вот мое мнение о Львове изменилось лишь тогда, когда я познакомился с львовскими профессионалами - это Стас Вихтинский и Женя Шох. В 1979 году мы вместе были на курсах руководящего состава в Подмосковье. Я к тому времени был зрелым майором. Это был период, когда мои методы активно внедрялись в практику. Меня знали и уважали. Я был увлечен своей работой. Мне очень хотелось донести до всех разработанные методы. Во всей учебной группе руководящего состава оказалось только два человека, которым была интересна наша профессия, новейшие результаты.

Так мы сошлись - Стас, Женя и я.

Вихтинский и Шох добились того, чтобы я приехал во Львов в командировку и втолковал разработанные мной подходы. Я был неделю. Днем я работал в аудитории. А вечером мы гуляли по городу и потребляли каву, переходя от одного кафе к другому. Шох очень любил город и умел рассказывать о Львове очень интересно. Потом, когда я уже работал во Львове, я водил по центру своих знакомых и рассказывал то, что услышал тогда. Как же он мог увлекательно рассказывать, раз я запомнил это на годы! Женя был влюблен во Львов. Вот также они вместе со Стасом были влюблены в работу! И, как я теперь уже со временем вычисляю, они-то и стали теми, кто смог преодолеть консерватизм уходящего поколения и продвинуть службу к профессиональному росту.

Следующий раз во Львов я приехал в 1986 году после пятилетнего пребывания в Германии. Решение генералитета о том, чтобы я приехал именно во Львов не было продиктовано профессиональными потребностями. Конечно, все понимали, что наибольшую пользу я бы принес, работая в Москве. В Москве у меня осталась семья, поэтому я сразу предупредил коллектив и командира, что уеду на родину сразу, как будет возможность. Меня же, конечно, никто не обеспечил даже жильем. Не всегда мог нормально отдохнуть. Иногда спал на вокзале, иногда у знакомых, по возможности квартировал. Снимал комнаты, так как на съем отдельной квартиры необходимо было истратить половину зарплаты. Как можно уважать службу, которая не способна обеспечить подполковника с выслугой в 25 лет самым необходимым? Я же не просился во Львов. А в Москве у меня была 3-х-комнатная квартира, все условия, чтобы полностью отдать себя любимому делу, службе.

В самом Львове мой профессионализм был востребован крайне слабо. Я стал ощущать, что деградирую. Во время командировки в Москву я бегал по отделам и просил дать во Львов хоть что-нибудь, над чем можно подумать. В основном ответ был однозначным: "Запрещено". Все же удалось кое-что получить из теоретического отдела службы. Меня сразу предупредили, что над данной задачей работают уже не первый год. Работали лучшие силы и во Львове, и в Москве. Короче, задача для решения бесперспективна. Но обещали включить в план, а я был рад чему угодно. Лишь бы не отупеть в своем отдельном кабинете.

Над задачей проработали не один месяц. Старались все. Шло плохо, новые идеи почти не приходили в голову. Задача была не совсем по моей тематике. Я был профи в электронике, а здесь была механика. Стал вникать глубже. Взялся изучать книги и статьи. Разобраться в деталях мне помог Володя Шиманович. Он ввел меня в курс всего, что было сделано до моего участия. Будучи профессионалом, он лучше других знал все методы, многие тонкости и мог их втолковать мне. Мне же посчастливилось найти окончательное решение. Но мой подход сначала никто не мог осознать. Первым понял суть метода Володя Андреев. Он запрограммировал и поставил заключительный аккорд в этом произведении. Так, группа профессионалов сделала работу, которая была проблемой уже несколько лет. И это было, пожалуй, самой большой удачей Львова за все годы.

Этот эпизод стоит дополнить еще одним штрихом. Наш львовский командир забеспокоился, что из-за этой задачи мы сорвем выполнение остального плана. Учитывая, что планы проверяют "Достоевские", я быстро смастерил необходимый отчет. Проблем с закрытием никому не нужных планов не было. Я просто накатал формулы и формулировки, которые непонятны проверяющим. И получил ответ, что исследования выполнены на высоком математическом уровне.

Регулярно в Москве проводились конкурсы научно-прикладных работ. Традиционно я в них участвовал. Все разы занимал первые места. В бытность моего пребывания во Львове был организован очередной конкурс (и последний за годы моей службы). Мы выслали из Львова около десятка докладов. Сначала среди наших офицеров никто не хотел оформлять результаты, не верили в успех. Я уговаривал, помогал. Итог научного конкурса: на 1-ой секции из трех докладов признаны лучшими 2 из Львова, на 2-й секции тот же результат. Голосование на конкурсах всегда было тайным. В первый раз такое - победила не Москва, а периферия. Это был не просто успех. Это был триумф. В ходе последнего заседания работы московского конкурса встал Андрей Подрябинников и предложил меня вернуть в Москву. Открытым голосованием было принято решение-просьба к командованию (надо было быть очень смелым, чтобы открытым голосованием отстаивать подобную точку зрения - уважаю за это многих москвичей). Из Москвы во Львов пришли бумаги для оформления перевода меня обратно на родину, к семье.

Командир части, Александр Леонов, отправил в Москву очень лестную для меня характеристику. Парторганизация также дала мне очень положительную оценку. Я ждал окончательного решения из Москвы. А там были жена, сын, мама, сестры, а также старые приятели, с которыми я продолжал поддерживать отношения, которые ждали меня.

В этот момент приехал во Львов один проверяющий из Москвы. У меня с ним давно были противоречия на профессиональной почве. К примеру, однажды я смог за день решить задачу, над которой он трудился полгода без результата (правда, кандидатскую смог защитить). Как говорится, любить меня он не мог. Но виду не подавал, зашел ко мне в кабинет. Разговорились. Он спросил, как у меня дела. Тут что-то потянуло меня за язык. Я сказал, что дела мои великолепны. Меня даже вся львовская милиция знает и уважает. Он навострил ушки. Мол, как это? Ну, я объяснил, что жилья у меня нет. Поэтому сплю на лавочке на проспекте Ленина. Милиция же знает, что это не опустившийся пьянчуга, а подполковник со стажем в 25 лет. Если шинелька спадет, то поправят.

После этого разговора быт мой не улучшился. Да и приказ на мое возвращение в Москву не состоялся.

Понимаю, что сам виноват, не надо лишнее языком трепать. Мне еще в молодости говорили, что я излишне смело шучу. Но если мне предоставили бы тогда жилье, то, может быть, остался бы служить во Львове. А если бы вернули в Москву, то уж точно продолжал бы службу до конца возможного срока. Любил я свою профессию. Дружил с профессионалами. Добивался успехов. И этим был счастлив. Как говорят в таких случаях: служил не за чины и ордена. Я радуюсь тогда, когда мне говорят, что благодаря моим старанием уровень профессионализма повысился. И воспринимаю это за чистую монету, а не как дань уважения старого человека.

В этих воспоминаниях я назвал фамилии наиболее ярких личностей. Пусть те, кого не упомянул, не обижаются. Ведь я не историю службы писал, а решил вспомнить лишь несколько случаев из собственной жизни. И, конечно, выбрал для описания только те эпизоды своей судьбы, которые повлияли на мое отношение ко Львову и службе. Отобрал то, что, как мне показалось, будет интересно вспомнить или узнать тем, кто работал совместно со мной, кто любил нашу профессию за результат, а не за парадные доклады.