Содержание       Начальная страничка
      
      Глава 13. Модернизация экономики: откуда исходят импульсы?
      
      На этой неделе мы еще ничего
      не. сделали для экономики; правда
      сейчас только утро понедельника.
      
Линдон Джонсон
      Наиболее элегантной экономической политикой для любого народного хозяйства, конечно, является та, которая обеспечивает высокие темпы роста производительности, поскольку в этом случае при заданном объеме факторов производства обеспечивается наибольший выпуск и благосостояние увеличивается. Ключевой вопрос звучит так: как экономика может придти к более высокой производительности? Как она может реализовать больше инноваций? Как она может перейти на более высокую траекторию роста?
      
      Политика привязана к конъюнктуре
      Как экономика может перейти на более высокую траекторию роста - это, собственно, должно стать решающим вопросом экономической политики. В действительности, наоборот, политики в первую очередь интересуются текущей конъюнктурой, особенно перед выборами. Перед ними лежит горизонт в один год или чуть больше. Для находящегося у власти политика было бы идеально иметь хорошую конъюнктуру как раз ко времени выборов, т. е. иметь подъем не позднее, чем за год до выборов. Тогда существуют шансы, что избиратели припишут подъем его стараниям и хорошие результаты голосования ему обеспечены. Если подъем наступит раньше, то это, конечно, неплохо, так как положительно повлияет на занятость. Но существует также риск, что конъюнктура снова ослабнет. Стимулирующий эффект может пропасть, даже если темпы прироста ВВП не изменятся. Мотор конъюнктуры работает на прежних оборотах, но это не будет новостью; только увеличение числа оборотов может стать поводом для большого заголовка в средствах массовой информации. Поэтому для политика эффект выборов важнее эффекта занятости.
      Конечно, опасно сидеть только на конъюнктуре; строить прогнозы, как известно, трудно, особенно если это касается отдаленного будущего. Исследователь конъюнктуры - это человек, который Вам завтра точно скажет, почему его вчерашний прогноз не оправдался. Слишком часто прогнозы "стреляли мимо", особенно если они превышали год.
      По поводу искусства прогноза существует хороший анекдот. Один старый охотник на крайнем севере Канады, готовясь к зиме, усердно колол дрова и складывал их перед своим жилищем. Из предусмотрительности он спросил проходящего мимо него индейца, что он думает о предстоящей зиме; тот ответил: следует ожидать обычную зиму. Охотник запас еще немного дров и снова задал этот же вопрос случайно проходившему мимо вождю индейцев. С удивлением он узнал, что вождь ожидает достаточно суровую зиму. Охотник заготовил еще некоторое количество дров. Вскоре около него оказался верховный вождь индейцев; и охотник воспользовался возможностью узнать его мнение о предстоящей зиме. На этот раз он услышал, что зима будет чрезвычайно холодной и долгой. Решив запастись еще некоторым количеством дров, охотник спросил, как верховный вождь и его соплеменники узнают, насколько холодной будет зима, неужели они обладают особым инстинктом. Верховный вождь ответил, что он и его соплеменники не имеют никакого особого инстинкта, но если такой опытный охотник заготавливает так много дров, то предстоящая зима должна быть чрезвычайно суровой.
      Отвлекаясь от стадного чувства, гильдия прогнозистов, особенно прогнозистов экономической конъюнктуры, отличается еще одной способностью: благородным соревнованием оптимистов и пессимистов. Как известно, пессимист - это человек, которому плохо, если дела у него идут хорошо, из-за опасения, что ему будет еще хуже, если его дела пойдут еще лучше. Джованни Гуареши1 выразил это так: "Как только оптимист заметит свет, которого еще нет, тот час найдется пессимист, который снова его задует". Тот политик, который в этой потасовке между оптимизмом и пессимизмом найдет золотую середину, имеет хорошие шансы. Тем не менее, преимущественное ориентирование на конъюнктуру - это близорукая политика. Экономико-политический горизонт должен быть шире краев тарелки под названием "конъюнктурный цикл".
      
      Германия в роли замыкающего
      В последние годы Германия выделяется ярко выраженным ослаблением экономического роста. С 1994 г. темп роста ВВП Германии ниже среднего по Европейскому союзу, который, в свою очередь, на 1,5 процентных пункта меньше темпа роста экономики США. А с 1998 г. мы можем спорить с Италией, кто замыкает шествие в Европейском союзе. Ослабление экономического роста тесно связано с потерей доли мирового рынка, о чем речь шла в главе 3, и с ослаблением рынка труда, т. е. ростом безработицы. Все три проблемы тесно взаимосвязаны. Экономический прожектор нужно направить на поиск ответов на вопросы: как нам возвратиться на более высокую траекторию роста? Как ускорить экономический рост? Это должно стать центральной заботой экономической политики Германии.
      
      Новая экономика - есть ли у нас шансы?
      Вернуться на более высокую траекторию экономического роста мы можем посредством новой экономики. Не трудно догадаться, что высокие темпы роста ВВП (от 4% в год) экономики США в период между 1995 и 2000 годами, по крайней мере, отчасти, связаны с новыми отраслями и гигантским технологическим скачком в сфере информации и коммуникации, т. е. с новой технологической волной, с которой вероятно, начнется очередной кондратьевский цикл.
      Что действительно нового в новой экономике? Это технология; совместное применение микропроцессора, программного обеспечения и сетевых возможностей. Это инновация процессов. Но появилось и новое благо - информация - все, что может быть оцифровано, т. е. закодировано в поток битов. Это продуктовая инновация. Новая экономика - сетевая экономика, цифровая экономика, электронный бизнес и электронная коммерция, экономика интернета, экономика знаний - в общем, информационное общество имеет другую технологию изготовления продуктов и другой ассортимент благ.
      Что это означает для производства и занятости? С одной стороны, появляются новые отрасли экономики - информационный и коммуникационный сектор, в котором разрабатываются новые технологии. С другой стороны эти технологии являются проникающими и вскоре будут применяться во всех отраслях народного хозяйства. Как в информационном и коммуникационном секторах, так и при применении новой технологии во всей экономике увеличивается число занятых, которые создают новые технологии, собирают, обрабатывают, оценивают информацию, а также защищают нас от информационного потока его фильтрацией. Тем самым создаются новые ценности.
      Эти проникающие технологии революционизируют ведение бизнеса. Благодаря улучшенной обработке информации, собираемой со всего мира, они позволяют фрагментировать производство в виде маленьких центров прибыли в целях создания более благоприятного налогового режима, устанавливать новые отношения с потребителями в целях более быстрой реакции на их желания и установить более эффективные связи с поставщиками. Но прежде всего новые технологии доставляют новые продукты в виде информации. Продукция информационно-коммуникационной индустрии имеет то преимущество, что ее потребители оказываются в положительной взаимозависимости. Новый потребитель сети увеличивает ценность ее использования для всех других потребителей. Соперничество в потреблении устраняется, закон снижающейся производительности преодолен, во всяком случае, до тех пор, пока сеть не загружена полностью.
      В настоящее время влияние новой экономики в Германии статистически представить еще нельзя. Насколько она распространится, зависит от многих факторов, в т. ч. от налоговой системы, которая определяет поведение предпринимателей и квалифицированных рабочих, но также и от готовности принять на себя риск. Желание индивида застраховаться материально и довольствоваться более низким доходом вместо того, чтобы устремиться на рынок высоких доходов, например, посредством создания предприятия, -это один из основных факторов, определяющих, будет ли развиваться новая экономика; таким же важным фактором является общественное приятие большой дифференциации доходов.
      
      Определить ориентиры для большего экономического роста
      Творцы экономической политики должны себя постоянно спрашивать, что нужно сделать для того, чтобы новая экономика распространила свое влияние и у нас. Конечно, вопрос о том, как повысить производительность, нельзя сводить к тому, чтобы что-то сделать для новой экономики. Рост производительности необходим всему народному хозяйству. Если этого удастся достичь, то расширится пространство для повышения заработной платы и занятости, возрастут налоговые поступления, полнее можно будет финансировать социальное обеспечение и возрастет благосостояние.
      На что должна ориентироваться экономическая политика, чтобы в долгосрочной перспективе укрепить динамичность народного хозяйства? Основополагающий ответ звучит так: в вопросах инновации нужно полагаться на фирмы и на предпринимателей, которые обеспечат рывок, и не в последнюю очередь на молодых новых предпринимателей. Они осуществят, по терминологии Шумпетера, новую комбинацию факторов производства. Экономическая политика не должна быть направлена против предпринимателей. Они нам нужны для открытия новых продуктов, которые могут утвердиться на мировом рынке, для введения новых технологий, которые снижают затраты. В общем, без предпринимателей ничего не получится.
      Само государство не может привести к инновациям. Полагаться на промышленную политику, при которой государство взялось бы за открытие ключевых технологий будущего, было бы заблуждением. Есть основания сомневаться в том, что политики и чиновники имеют достаточно знаний о будущем развитии экономики. Они не знают, какие продукты будут иметь успех на мировых рынках и какие технологии утвердятся в условиях мировой конкуренции. Во многих областях частный сектор располагает лучшей информацией. Если государство будет получать информацию от частного сектора, то она может оказаться сознательно искаженной. Поэтому уместен скепсис относительно инновационных озможностей государства. Эту идею можно рассматривать как завуалированную попытку под новым названием протащить старую концепцию государственного интервенционизма.
      Интервенционистская промышленная политика, которая произвольно вмешивается в экономические структуры, неизбежно порождает поиск ренты со стороны предпринимателей. Нужно считаться и с тем, что убытки от субсидирования отраслей экономики потом будут списаны на общество, если величественные предсказания отдачи новых технологий не реализуются; в результате стратегия стимулирования новых производств трансформируется в поддержку неконкурентноспососбных отраслей. С народнохозяйственных позиций ресурсы будут промотаны. Государство также не должно принимать на себя риск частного сектора, иначе риски будут социализированы. Речь собственно идет о том, что при поиске новых технологических вариантов следует полагаться на частных предпринимателей. Ожидаемые выигрыши являются для них стимулом развивать новое дело; они же должны нести риск непредвиденного развития событий.
      Государство должно снять свой палец с прикладных научных исследований. Ему остаются задачи только в области фундаментальных исследований. При этом необходимо создать рамочные условия для эффективного развития фундаментальных исследований и - поскольку новые знания являются общественным благом - обеспечивать их финансирование. Но и здесь политики и чиновники не могут знать, какие направления фундаментальных исследований являются наиболее перспективными. Поиск этих направлений нужно передать конкуренции идей. В любом случае государству следовало бы посоветовать принимать решения относительного фундаментальных исследований на солидной научной основе.
      Политику следует направить на укрепление инновационных устремлений. Одной из важнейших предпосылок для этого является привлекательный для предпринимательского сектора инвестиционный климат. Этому способствует налоговая система. Налоговая реформа 2000 года преследовала цель благоприятствовать накоплению реального капитала. Налоги были снижены для всех предприятий, как для корпораций, так и для индивидуальных фирм. В этом отношении реформа - шаг в правильном направлении.
      Но если сравнивать с тем, что было бы желательно сделать, то реформа оставила ряд нерешенных вопросов: более низкая ставка налога на полученную (и распределяемую) прибыль по сравнению со ставкой на доход позволяет существующим предприятиям полнее осуществлять самофинансирование; однако новым фирмам это ничего не дает. Таким образом, налоговая реформа дает выгоду в основном старым секторам экономики. Новые отрасли по сравнению со старыми оказались в невыгодном положении. Налоговая реформа поставила также в разные положения предприятия и предпринимателей. Корпорации могут извлечь больше пользы из новых правил налогообложения, чем средние и мелкие частные предприниматели, которые составляют 85 % всех предприятий, создают большинство рабочих мест и являются становым хребтом немецкой экономики. Идея, создать более благоприятные условия предприятиям, а не предпринимателям, ошибочна, так как для развития сил экономического роста нужно опираться на готовность к действию людей и, прежде всего предпринимателей. Цель должна состоять в том, чтобы удалить клин между ставками налога на корпорации и на индивидуальные предприятия.
      Наконец, налоговая реформа благоприятствует накоплению физического капитала и ставит в относительно невыгодное положение образование человеческого капитала. Кто отказывается от потребления и инвестирует свои сбережения в предприятие, платит с доходов от этих вложений по низкой ставке налога; если же доход возникает от вложений в человеческий капитал, то он облагается по высокой ставке подоходного налога. В международной конкуренции местонахождения за высококвалифицированных работников для исследовательских лабораторий, для развития компьютерной техники и программного обеспечения, а также за привлекательность размещения финансов в таких метрополиях, как Франкфурт и Лондон высокая ставка подоходного налога влияет отрицательно.
      Между прочим, сравнение максимальной ставки налога показывает, что другие страны пошли значительно дальше по пути ее снижения. Если в Германии максимальная ставка налога на физических лиц составит в 2005 году 42% (и как всегда плюс налог солидарности'-), то в США после реформы Буша-старшего она равна 35°/п. И в то время как нам для проведения налоговой реформы необходимо почти половина десятилетия, американцы провели такую реформу за несколько месяцев.
      Импульсы могут также исходить из интенсивной конкуренции на рынках благ в результате изменения в их регулировании. Например, при дерегулировании рынка телекоммуникаций мы оказываемся в таком же положении по сравнению с другими странами, как в свое время с почтой. Без давления из Брюсселя мы были бы еще более неторопливыми. Наш институциональный статус телекоммуникаций - государственная монополия - мало стимулирует вводить новые услуги и технологии. Громадные немецкие предприятия, как Сименс, выполняли роль придворных поставщиков почты и едва могут представить себе интенсивную конкуренцию. Многое из того, что в информационной и телекоммуникационной отраслях было создано за счет конкуренции, возникло в других местах, но не у нас. Говоря словами Шумпетера, не почтовые извозчики должны решать, строить ли железные дороги; а у нас почтовые работники долго обсуждали можно ли в отрасли связи двигаться по новому пути.
      Считалось, что сетевые предприятия такие, как телефонная сеть, нуждаются в государственном регулировании. Сейчас мы знаем, что такие предприятия могут существовать в состоянии конкуренции, хотя бы уже потому, что наряду с проводной телефонной сетью может появиться мобильная телефонная связь и новые технологии способны создать дополнительные сети связи, между которыми будет происходить конкуренция. Посредством прав использования пропускных мощностей можно создать конкуренцию в снабжении электроэнергии и газа. Даже на железной дороге возможна конкуренция между различными предприятиями.
      Нужно проверить и другие правила в целях усиления конкуренции. Так, производители автомобилей так сегментировали свои рынки сбыта, что цены различаются по странам Европейского союза, чего не должно было бы быть на едином внутреннем рынке. Аналогично обстоит дело с фармацевтическими продуктами. Если разрешить реимпорт, то цены для потребителей снизятся. И почему нужно запрещать работу торговым предприятиям больше 20 часов?
      Не нужно сооружать никакие новые барьеры, особенно для информационной и коммуникационной отраслей. Государство не Должно накидывать сеть налогов на информационные и коммуникационные технологии прежде, чем этот сектор правильно сформируется. В первой половине 2001 года сложилось впечатление, что правительство отказалось от идеи интенсивной конкуренции. Монополия почты на доставку писем продлевается, доли рынков электро- и теплоснабжения расписаны, атомная электроэнергия не должна производиться, больничные кассы должны устанавливать минимальный взнос. В этих и других случаях речь идет о том, что конкуренция подавляется.
      Подходят ли наши учреждения к новой экономике, которая будет обозначена новыми правилами игры, измененными манерами поведения, другим жизнеощущением, другой культурой? Можем ли мы воспроизводить и защищать наши старые механизмы регулирования, если новая экономика несет с собой всеобъемлющие общественные изменения? Готовность идти на риск - центральный аспект новой экономики. Когда молодые предприниматели готовы идти на риск и даже ищут его, готово ли в этих случаях общество допустить высокие доходы за большие риски или снова начнется дискуссия о социальной справедливости?
      Скорость - важнейший аспект новой экономики. Организации должны быстро производить новые знания и проворно доставлять продукты на рынок. Они должны действовать гибко и быть способны к обучению. Разве мы торопимся преобразовать процессы принятия решений в экономике, в научно исследовательских институтах и высших школах? И не удивляемся ли потом, что мы не можем реагировать достаточно быстро? Не признали ли мы традиционные в индустриальном обществе методы принятия решений оптимальными? И не мешают ли эти методы вступлению в общество знаний?
      Не нуждаемся ли мы в большей гибкости на рынке труда? Для новой экономики это является непременной предпосылкой. Чем короче жизненный цикл продукции, тем важнее быстрота действий. В условиях, когда фирма может завоевать мировой рынок за несколько месяцев (Netscape захватила своей продукцией 80% мирового рынка за 8 месяцев) гибкость становиться важнейшим элементом. Что означает требование 32-часовой рабочей недели, когда молодежь работает 80 часов в неделю? Или закрепленная законом во Франции 35-часовая рабочая неделя?
      Если сравнить то, что необходимо для приспособления рынка труда к новым условиям, с тем, что делает правительство в Германии, то станет очевидным наше движение в неверном направлении. Оно защищает устаревший порядок и правит назад.
      
      Ключ к успеху - человеческий капитал
      Откуда придет импульс? От человеческого капитала, потому что лучшие товары экономики знаний рождаются в голове. Образование человеческого капитала имеет решающее значении для инноваций. В экономической теории это отражается в новых моделях экономического роста. Квалификация людей, т. е. человеческий капитал является решающим рычагом для повышения производительности труда и конкурентоспособности фирм.
      Мы имеем хороший опыт сочетания школьного образования с практикой на производстве, так называемую, систему "training on the job". Задача состоит в том, чтобы быстрее, чем до сих пор, приспособить образовательную систему к новым технологиям.
      Центральной задачей является продолжение образования на производстве. Речь идет о накоплении практического опыта. Повышать квалификацию необходимо перманентно. При этом предприниматели заинтересованы приспосабливать имеющийся у них человеческий капитал к условиям фирмы или отрасли. Рабочий, наоборот, должен быть готов к тому, чтобы иметь более высокую мобильность, чтобы не быть связанным с одной фирмой. Поэтому продолжающееся образование следует развивать в интересах отдельных рабочих. Особая тема для стареющего общества - переобучение пожилых людей.
      Приходят ли импульсы от немецкой университетской системы? Немецкая университетская система, привлекавшая в XIX веке иностранных студентов и ученых и создавшая основу для нынешних четырех экспортных отраслей - машиностроения, автомобилестроения, электротехники и химии - сегодня оставляет желать много лучшего. Сегодня будущая предпринимательская элита мира получает образование в США. Мне бы очень хотелось получить результаты обследования, сколько сыновей и дочерей немецких политиков, рьяно защищающих статус-кво нашей системы высшего образования, зачислены в элитные университеты США и Великобритании. Наша университетская система организована адми-нистранитвно-планомерно. При этом возвращаются к директивным показателям, нормативам и структурам прошлого. Студенческие места на дефицитные специальности распределяются централизовано; это то нее самое, как если бы некое Центральное федеральное агентство распределяло немецкие квартиры. Устройство высшей школы напрямую ведет в прошлое.
      Альтернатива состоит в том, чтобы сферу высшего образования организовать на конкурентных принципах, чтобы университетская система сама стала инновационной и снова утвердила себя на мировом уровне; тогда юное поколение будет расти в условиях конкуренции. Однако политики не решаются на такой шаг. При этом, разумеется, ссылаются на ложно понимаемые аспекты распределения. В то время, как открытая, организованная на принципах конкуренции университетская система, обязывающая к эффективности, была бы гарантом вертикальной мобильности в обществе и тем самым расширила бы спектр шансов. Само собой понятно, что такая система не должна допускать привилегий для отдельных групп. Кто желает инноваций, тот должен пользоваться конкуренцией и в высшем образовании. Политики все еще не могут себе представить, что такая важная для общества сфера, как высшее образование, в условиях глобализации должна основываться на принципах конкуренции, если народное хозяйство хочет использовать эффективно все свои таланты, победить в конкуренции местонахождения и собственными силами предоставить шансы для новой экономики. Придет время, когда власти Германии подружатся с этой мыслью.
      
      Корпоративная экономическая политика и статус-кво
      Если признать, что в Германии на фоне происходящих в мировом хозяйстве изменений и в виду существующих внутренних проблем тоже необходимы перемены, то естественно встает вопрос, как власти могут осуществить эти перемены. Наверно, они должны агитировать за перемены всеми имеющимися у них средствами коммуникаций. При этом готовность к переменам у общества есть.
      Попытка найти согласие по поводу необходимых изменений за круглым столом или в объединениях, например, в трудовых союзах, на первый взгляд, представляется многообещающей. В Нидерландах это удалось сделать в 1982 г. в соглашении Вассенаар [Wassenaar - фешенебельный поселок на побережье Северного моря, в котором 24.11.1982 г. руководители объединения голландских профсоюзов и союза предпринимателей объявили о том, что они пришли к соглашению относительно вопросов политики занятости; это соглашение поддерживалось правительствами и на многие годы определило сотрудничество профсоюзов и предпринимателей в области трудовых отношений]. В Германии нечто похожее попытался сделать Карл Шиллер, но без длительного успеха.
      Очевидно, необходимы условия для того, чтобы такие соглашения могли быть успешными. Проблема корпоративной формы принятия решений состоит в том, что при попытке найти общественный консенсус интересы групп приобретают чрезмерно большой вес. В результате в определенное время отдельные объединения могут влиять на будущее направление развития всего народного хозяйства в своих интересах. Это происходит тогда, когда корпорации могут сказать свое веское слово при ограничении рынков, например, при разработке важных законов экономической политики государства и корпоративные соглашения заменяют рыночные процессы5. Так закрепляется статус-кво. Есть основания сомневаться в том, что корпоративная структура, как, например, союз труда, существование которой связано с условиями статус-кво, может адекватно реагировать на глобальные изменения. Конфликт с требованиями модернизации становится очевидным. Если экономическая политика будет направляться групповыми интересами, то Германии не позволят модернизироваться. Во всяком случае, немецкая согласованная модель конкуренции местонахождения должна подвергнуться серьезному пересмотру, поскольку конкуренция означает приспособление к новым условиям, более того, предвидение новых условий, для того, чтобы загодя найти новую позицию в конкурентной борьбе.
      Более того, при корпоративной форме принятия решений исключается парламент. Поскольку решения в значительной мере вырабатываются в рамках союза. Если организованная группа готова вести себя в соответствии федеральными интересами, только тогда, когда близкая ей партия формирует правительство, но не в тех случаях, когда приходиться вести переговоры с другой организованной группой, то возникает угроза демократии. Такое избирательное поведение группы торпедирует демократию.
      Представляется, что экономическая политика Шредера во второй половине своего легитимного срока получила ярко выраженную корпоративную окраску. Канцлер слишком часто оглядывается на профсоюзы. Ярким примером экономической политики в интересах отдельной группы является соглашение с профсоюзами о будущем повышении фонда перераспределительной пенсионной системы с 64% до 67% номинальной зарплаты. Частичная занятость законодательно увязывается с постоянной занятостью: рабочий может устроиться на временную работу, а затем, если рабочее место остается незанятым, получить его на правах постоянного работника. В результате трудовой договор оказывается ассимет-ричньш: рабочий имеет больше возможностей выбора за счет ограничения возможностей работодателя. У предпринимателя снижается заинтересованность использовать дополнительную рабочую силу; ему выгодней заменить труд капиталом или переместить свое предприятие за границу. По поводу таких случаев образно высказался Р. Дорнбуш: "Когда Вы думаете об этом в категориях экономики, то Вы обнаруживаете совершенно сумасшедший порядок". Пересмотр Закона о предприятии тоже увеличивает жесткость рынка труда. В принципе разумно, что на предприятии с образованием Совета предприятия появилось место, где можно обсуждать возникающие проблемы. Однако трудности начнутся тогда, когда соглашения с советом не удается достичь по причинам, не имеющим отношения к делу, а потому, что в качестве условия соглашения профсоюз желает добиться уступок в других областях. Следует опасаться, что измененный закон в этих случаях обострит проблему и помешает ее решению.
      Изменения касаются трех пунктов: 1) распространение необходимости получать согласие Совета предприятия и на малые фирмы; 2) расширение круга экономических вопросов, по которым нужно согласие и 3) включение общественно политических вопросов - охраны окружающей среды, равноправие женщин и преодоление неприязни к иностранцам.
      Закон фактически распространяет Советы на маленькие предприятия. Маленькая активная и хорошо организованная группа может выбрать Совет предприятия; кворум не предусмотрен. Поскольку Совет является органом коллективного принуждения, соглашения которого с работодателем касаются всех работников, не исключается, что активное меньшинство будет доминировать над большинством. Усиление положения Совета особенно касается средних и мелких предприятий. В то время как большие предприятия с их подразделениями сотрудников и формализованными способами принятия решений могут относительно легко интегрировать сотрудничество с Советом, на средних и малых предприятиях это сделать труднее. Успешное развитие таких предприятий, как правило, зависит от энергии предпринимателя, который продвигает вперед свое дело посредством новых технических идей, организаторских достижений, чутьем рынка и удачными сделками. Если на таком предприятии отношения с Советом "не складываются", то много энергии предпринимателя будет уходить на противоборство, в то время как ее лучше было бы направлять на улучшение бизнеса. Если предприниматель в Пекине борется за заключение очередного контракта и думает ночью в гостиничной постели о проблемах, которые надо будет решать дома на Совете предприятия, то министр труда и канцлер мало чего добьются в борьбе за увеличение занятости, когда в Германии 75% предприятий имеют персонал менее 500 человек.
      Камнем преткновения, прежде всего, является содержательное расширение круга вопросов, по которым необходимо согласие Совета предприятия. При этом речь идет о таких вопросах, как бригадная организация труда и переквалификация рабочих в связи с введением новых средств производства. Пока вопросы обсуждаются Советом, по ним не могут приниматься решения.
      В результате всего этого производственная жизнь на предприятиях усложниться, процессы принятия решений станут длиннее и немецкие фирмы станут менее конкурентоспособными. Прежде всего, будет потеряна гибкость, необходимая для модернизации народного хозяйства. В целом в концепции изменения закона отсутствуют формулировка целей и обоснование необходимости прелагаемых изменений. По крайней мере, этот закон не может обещать, что процесс принятия решений на предприятиях будет более гибким и современным. Неверно также, что закон соответствует изменившимся условиям в мире труда. Как раз, наоборот. Он ориентирован на сохранение статус-кво. В нем скорее проглядывает стремление усилить власть профсоюзов. Изменения в законе не предусматривают повышение гибкости рынка труда. Так, сохраняется фактически неизменным п. 3 §77, который запрещает предприятиям децентрализовано отклоняться от тарифной сетки.
      Так корпоративная экономическая политика, направленная на поиск компромисса с интересами отдельной организации, вступает в противоречие с долгосрочными народнохозяйственными интересами. Встает вопрос, не потеряла ли Германия - особенно при международном сравнении -- способность решать свои проблемы, несмотря на провозглашение в 2000г. с началом налоговой реформы курса на обновление.
      
      Критерий оптимальности Парето: некоторые выигрывают и никто не теряет
      Модернизировать народное хозяйство легко, если в результате всем становится лучше. Такое бывает, когда общество достигло "минимума по Достоевскому", т. е. когда исходное экономическое положение каждого индивида настолько плохо, что хуже уже быть не может, без того, чтобы кому-то стало лучше. В Германии такое положение было во времена денежной реформы 1948 г.; сегодня ситуация .иная. Сегодня реализация экономических мероприятий приводит к тому, что многие - как правило, преобладающее большинство - выигрывают, но некоторые при этом теряют. Или, в будущем ситуация 'улучшится, но для этого сегодня люди должны согласиться с ухудшением своего экономического положения. Для такой постановки проблемы экономисты ввели критерий улучшения по Парето, в соответствии с которым экономическое мероприятие признается эффективным, если благосостояние хотя бы одного индивида повышается, а благосостояние остальных не снижается. Но этот критерий помогает редко. Если первое условие – чтобы один, несколько или даже многие выиграли - выполнить легко, то второе условие - чтобы одновременно никто не проиграл - в реальных условиях редко удается выполнить. Если критерий сформулировать так: выигрывают все, никто не проигрывает, то практически ему не будет соответствовать никакое изменение в обществе, так как при изменении наряду с выигравшими всегда существуют проигравшие.
      В истории всегда было так. От развития промышленности пострадало поместное дворянство, от внедрения машин - ремесленники, как это ярко описал Г.Гауптман; паровой двигатель заменил ручной труд и лошадей, железная дорога - ямщиков, автомобили и самолеты конкурируют с железной дорогой, факс вытесняет телеграммы, а спутники земли - традиционные средства связи. Требование, чтобы выигрыш от экономического мероприятия был достаточен для компенсации проигравшим от его реализации, теоретически интересно, но практически вряд ли осуществимо. Вероятно, стоит довольствоваться критерием, в соответствии с которым прирост благосостояния от нововведения должно быть достаточным для потенциальной компенсации проигравшим и прибыль от инноваций для общества в целом позволяет согласиться на преобразования. Но сохранение статус-кво не может быть направляющей линией экономической политики в открытой экономике, сильно зависящей от внешней торговли. В то же время в результате целого ряда мероприятий рост благосостояния некоторых индивидов может сопровождаться снижением благосостояния общества в целом. Таковым является распределение на коллективистских основах, которое, в конечном счете, приводит к тому, что меньше производится, а, следовательно, и меньше распределяется.
      
      Перераспределительный федерализм
      В Германии стремление сохранить статус-кво имеет место не только в сфере трудовых отношений. Оно проявляется при попытках ввести конкуренцию в почтовом обслуживании или в системе высшего образования, а также в выравнивании бюджетов федеральных земель. Как показал компромисс в июле 2001 г., существенная инновация в этой сфере не проходит даже под давлением решения конституционного суда. После введения противоречащих конституции правил бюджеты земель практически выровнялись. Земли-доноры с дополнительно собранных налогов себе оставляют от 15 до 30%. Дотационные земли из-за дополнительных налогов потеряли дотации; например, Бремен на 100 ДМ налоговых доходов потерял 98 ДМ трансфертов. В таких условиях ни те, ни другие не заинтересованы укреплять свой налоговый базис. Такая система не создает правильные стимулы.
      Знаменитый компромисс премьер министров земель и федерального канцлера в июле 2001 г. практически ничего не изменил в сложившейся системе. Были внесены лишь незначительные коррективы. Компромисс был достигнут потому, что федеральный министр финансов выделил дополнительно 2,5 млрд ДМ для выравнивания земельных бюджетов. Переориентации от распределе ния к конкуренции не произошло.
      В условиях, когда Германия в рамках Европейского союза и мирового хозяйства в целом участвует в острой конкуренции за мобильные факторы производства, груз приспособления к новой ситуации должен передаваться и федеральным землям, чтобы децентрализовано решать возникающие проблемы. За счет такого развития конкуренции возросла бы эффективность общей системы. Вместо этого мы вводим кооперативный федерализм, полностью выравнивая финансовые возможности земель.
      
      Федеральный конституционный суд- чистильщик политики?
      Федеральному конституционному суду надлежит смотреть за тем, чтобы соблюдались положения конституции. При этом речь идет об интерпретации конституции. Однако конституционный суд все больше занимается тем, что решает запутанные политические проблемы. Интерпретация прожиточного минимума, верхней границы налогообложения, новых форм выравнивания финансов, случаев начисления пенсий - служат тому примером. Это свидетельствует о том, что власти не в состоянии содержательно представить проблему. Порой власти ждут, когда заговорит конституционный суд. Он все больше становится творцом. Эта функция суда проблематична, так как он едва ли может проследить все последствия своих решений, особенно долгосрочное воздействие экономико-политических решений. Здесь нужна еще критическая экономическая инвентаризация постановлений конституционного суда.
      
      Новые стагнирующие страны
      Необходимые приспособления к изменяющейся европейской и мировой обстановке не произойдут при современном федеральном устройстве и ориентированной на групповые интересы экономической политике, при которых едва ли возможны инновации. Земли-доноры должны соглашаться с реорганизацией федерального устройства в направлении большей самоокупаемости. Но они этого делать не будут. Аналогично обстоит дело в тарифных союзах, когда речь идет о некотором ослаблении тарифного картеля. Поэтому распространяется застой. Вероятно, этот изъян особенно заметен тому, кто интенсивно занимается глобальными изменениями и следит за тем, как к ним приспосабливаются другие страны, а также слушает высказывания иностранных коллег о необходимости инноваций в Германии. Со всем этим мне приходится сталкиваться по работе в Институте мировой экономики. Пример Японии может служить зловещим предзнаменованием: как быстро эта экономика скатилась с 5% годового прироста ВВП в конце 80-х годов до 1%. И все потому, что экономика не могла гибко реагировать на вызов времени и политическая система оказалась нереформируемой. Сейчас уже ввели в оборот понятие "новые стагнирующие страны" (Newly Declining Countries) наподобие "новых индустриальных стран" (Newly Industrializing Countries). He принадлежит ли Германия к новым стагнирующим странам?